Памяти профессора Георга Бюлера

Памяти профессора Георга Бюлера.

19-го июля 1837 – 8-го апреля н.с. 1898 г.

Восьмого апреля нового стиля в Боденском озере утонул профессор Венского университета, почетный член нашего общества, член-корреспондент Академии Наук д-р Георг Бюлер. Его смерть – невознаградимая потеря для изучения Индии и для востоковедения вообще: в наше время узкой специализации, когда развитие науки требует сосредоточения на небольшом круге вопросов для того, кто желает быть хозяином в избранной им области знания, Бюлер сумел широко раздвинуть рамки своей научной работы и с одинаковой глубиной знания и точностью исследования охватил и историю многомиллионной, многоплеменной Индии, простирающуюся на слишком три тысячелетия, и историю индийских  религий, которые не знают себе равных по глубине и силе религиозного мышления и чувства.

Санскритская литература, одна из богатейших и разнообразнейших литератур мира, обязана Бюлеру рядом замечательных работ: право, этнография, искусство, археология, эпиграфика, палеография нашли себе в нем исследователя, который всегда с глубиною и точностью умел соединять и широту. Всюду он пролагал новые пути – шел вперед сам и умел вести за собою других.

Сорок лет тому назад была напечатана докторская диссертация Бюлера: «Das griechische Secundärsuffix της. Ein Beitrag zur Lehre von der Wortbildung». (G”ttingen, 1885).

Выбор этой темы, ряд подобных же работ в первые годы его научной деятельности, а также и тот интерес, который он проявил с самого начала к туземной грамматической литературе, указывают совершенно ясно на ту точку зрения, которая красною нитью проходит через все его работы: надо понимать, по возможности вполне одолеть язык и владеть методами языкознания для того, чтобы быть в состоянии извлечь настоящую пользу из памятников языка – припоминаю здесь, как он, когда я в первый раз познакомился с ним одиннадцать лет тому назад в Лондоне, говорил: «читайте побольше текстов, берите труднейшие и вчитывайтесь в них, не оставляйте по возможности сомнительных мест и не старайтесь торопиться с конъектурами – сколько встречаешь таких мнимых ошибок и описок, которые просто результат нашего собственного невежества».

Пребывание в Индии, связанное со службою по ведомству Индийского Народного Просвещения, в течение почти семнадцати лет (1863-1880), должно было, конечно, принести громадную пользу человеку с такой основательной теоретической подготовкой, и это личное знакомство со страною, знание ее жизни и природы не из одних книг, дало ему большое преимущество перед большинством его сотоварищей по науке.

К первым же годам его пребывания в Индии относится большая работа, сделанная им совместно с сэром Рэмондом Уестом: A Digest of Hindu Law of Inheritance, Partition and Adoption, в которой именно и пришлось соединить теорию и практику, науку и жизнь. С самого начала владычества англичан в Индии они признали за туземцами право судиться между собою по индийским законам, но, так как, с одной стороны, было крайне трудно установить, что именно разумелось под этими законами в каждой данной местности, а с другой, обычное право, имевшее всегда  большое значение в Индии, англичанам было мало известно, то при всех судах состояли  туземные эксперты – шастри, которые и давали свои консультации. Но с 1859 года и окончательно в 1864 году шастри были устранены от судов, и судьям пришлось руководствоваться лишь признанными правительством памятниками индийского права и практикой прежних шастри. Для того, чтобы дать в руки юристам ставшее теперь совершенно необходимым руководство, сэр Рэмонд Уест в сотрудничестве с профессором Бюлером и издали в 1867 году Digest. Значение этого труда было немедленно оценено, и он впоследствии два раза основательно перерабатывался авторами. Последнее издание относится к 1884 году и составляет огромный том в полторы с лишним тысячи страниц. Занятия правом увлекли Бюлера и он принялся за издание одного из древнейших памятников индийского права, сборника Апастамбы. Желая дать возможность и не санскритистам изучать древнейшие памятники права арийцев, Бюлер принялся за переводы и результатом его работы явились два тома в серии Sacred Books of the East: Sacred Laws of the Aryas, хорошо известные всем, кто интересовался сравнительной историей права.

Неразрывно с этим изучением памятников юридических, стояло у Бюлера изучение другого рода книг – сборников домашних обрядов, gçhyasåtra, которые давали возможность заглянуть в самую глубь жизни древнего индийца, которые следили за ним с минуты зачатия, наблюдали за ним в детстве, предписывали ему правила учения, женили его, устраивали его домашний обиход семейного человека и, наконец, по правилу и священному закону, провожали его в последнее обиталище, давая даже  при том указание его потомкам, как чествовать возвращающуюся на землю душу умершего. Со свойственным Бюлеру умением устраивать коллективные работы он распределил ряд текстов gçhyasåtra между своими учениками, и мы имеем уже несколько образцовых изданий, составленных под непосредственным руководством учителя.

Индийское правительство, желая сохранить возможно большее число памятников письменности древней Индии, предприняло систематическое исследование рукописных сокровищ страны, как в библиотеках при храмах, так и в частных руках. Первое исследование с этой стороны Кашмира, известного своими литературными преданиями, было поручено Бюлеру, и он в 1875 году предпринял объезд страны. Появившийся в 1877 году отчет его «Detailed Report of a Tour in Search of Sanskrit Mss. made in Ka÷mãr, Rajputana, and Central India» сразу двинул вперед изучение истории индийской литературы, и до сих пор, через двадцать лет, остается настольной книгой каждого санскритиста. На каждом шагу отчета мы видим, как автор, приглядываясь к жизни, к местности, объясняет себе памятники старины и как, с другой стороны, знание древности позволяет ему понять настоящее. Он видит дерево  vibhãtaka (Terminalia Bellerica) с его ягодовидными плодами и вспоминает гимн игрока в Ригведе, который упоминает это пагубное дерево; с ним его пандит, кашмирец – тот отскакивает в ужасе при виде злополучного дерева, и Бюлер из разговора с ним убеждается, что и теперь, через три тысячи лет после гимна игрока, вера в дерево, посвященное богу игры Кали, так же живуча, как и прежде. Эта маленькая картинка из действительности характерно заканчивается замечанием филолога: — теперь мне ясно, что мы плоды vibhãtaka не должны считать орешками, как то делают наши словари, а ягодами, и что игра, о которой идет речь, не игра вроде игры в кости, а скорее нечто вроде чет и нечет, — и при этом Бюлер ссылается на одно место из легенды о Нале и Дамаянти, подтверждающее подобное толкование. Когда читаешь обычные сухие списки рукописей или древностей, которыми полно большинство ученых отчетов, то как-то особенно чувствуются глубина и ширина взглядов Бюлера, проявляющиеся даже в мелочах.

Начиная с этого отчета, Бюлер стал уделять большое внимание индийской поэзии и особенно даже искусственной поэзии кавья. Знакомство со страною и ряд специальных исследований заставил его убедиться в том, что, при всей искусственности и шаблонности этой поэзии, в ней много и жизненной правды – что раз нам известны места, описываемые поэтами, и время, когда они жили, то в их произведениях для нас заключен богатый исторический материал. Эту мысль он доказал и развил в целом ряде блестящих работ. На помощь ему в этих исследованиях явилась новая дисциплина индийской филологии, которую ему тоже суждено было выдвинуть вперед – эпиграфика. При помощи эпиграфики Бюлер поколебал твердо укоренившееся мнение в невозможности, за полным отсутствием определенных дат, воспроизвести историю Индии. В 1890 году появилась его замечательная статья «Die indischen Inschriften und das Alter der indischen Kunstpoesie», с которой он выступил в защиту древности индийской литературы. Блестящим критическим разбором четырех надписей он, на нескольких всего страницах, доказал с несомненной ясностью всю ошибочность выставленной в 1882 году М.Мюллером теории «возрождения» индийской литературы, нашедшей себе живейшее сочувствие среди большинства санскритистов и вызвавшей ряд дополнительных, подражательных работ. Проф. М.Мюллер доказывал, что умственно-литературное развитие Индии владычеством саков разделено на два периода: старый период до вторжения саков и возрождение, после их окончательного изгнания, начиная с VI века. Бюлер, при помощи определенно датированных надписей, доказал, что, во-первых, в те времена, когда Индия будто бы пребывала во мраке невежества, в ней процветала литература и даже более – чисто искусственная поэзия, требующая весьма значительного развития как литературы, так и литературного вкуса в народе, а во-вторых, то, что те саки, которые будто бы подавили умственную жизнь страны, являются, по свидетельствам надписей, покровителями наук и искусств, и не только не уничтожали местную культуру, но напротив того, старались усвоить ее себе.

Работа эта, давшая нам несомненные основания отодвинуть назад на несколько веков начало индийской литературы, была в глазах Бюлера только одним из камней того стройного здания индийской истории, которое он опытною и верною рукою строил из богатого материала индийских памятников.

По отношению к вопросу о древности этих памятников и достоверности индийского предания мы переживали ряд колебаний: первые исследователи верили слепо в сказочную древность индийской литературы – считали больше тысячелетиями, чем столетиями; затем начались сомненья и, как обыкновенно бывает, произошла реакция – все казалось новым, древним считались только Веды, да и их время было значительно приближено к нашей эре. Взгляд этот и теперь насчитывает многих сторонников, тем более, что он имеет за себя кажущуюся большую критическую строгость по отношению к туземному преданию, а следовательно, и большую научность. Бюлер справедливо считал, что борьба с подобным взглядом является одною из насущнейших потребностей индийской филологии, но, верный своему принципу двигаться к широким обобщениям лишь путем точнейших частных исследований, освещенных руководящей идеей, он не выступил с какой-нибудь работой общего характера, а ограничился отдельными статьями по частным вопросам.

Так, доказав древность искусственной поэзии, он принялся за эпос. Прежде всего, он счел нужным исследовать вопрос о том, есть ли у нас основания предполагать в Махабхарате ряд последовательных переработок, как то считалось вероятным по общему ходячему мнению, которое допускало даже возможность подобных переработок около 1000 г. по Р.Хр. Оказалось, что уже в первые столетия по Р.Хр. имеются несомненные доказательства существования Махабхараты приблизительно в том же виде, как она теперь дошла до нас. Бюлер остановился пока на этом результате, не желая спускаться дальше в область рискованных предположений. Но несомненно, что в связи с вопросом о пуранах, больших сборниках историко-мифологического характера, которыми он занимался последние годы, он хотел еще вернуться к вопросу о древности эпоса.

Пураны до сих пор было принято считать за памятники совершенно новые, вишнуитско- и шиваитско-сектантские, а вишнуизм и шиваизм явлением поздним в истории индийских религий. Но Бюлер, разбирая вотивные надписи одной из ступ, доказал, на основании разбора этимологического состава собственных имен, что и вишнуизм, и шиваизм очень древни и были вполне развиты уже по крайней мере за несколько веков до Р.Хр., а не много веков по Р.Хр., как то обыкновенно принято было думать. Надписи эти были уже известны, но только Бюлер сумел извлечь из них столь ценные данные.

В статье о джайнских памятниках скульптуры в Матхуре Бюлер доказал существование добуддийского искусства; в заключении этой, по обыкновению Бюлера, краткой, но в высшей степени содержательной статьи, он говорит: «и теперь уже у нас есть ряд доказательств того, что представители различных индийских сект брали свои священные символы и украшения своих храмов из одной, общей сокровищницы… теперь несомненно, что древнейшие из известных пещер… принадлежали последователям Вишну… и что буддийские пещеры несомненно относятся к несколько более позднему времени».

Размеры нашей заметки не позволяют нам остановиться более подробно на отдельных работах Бюлера и мы скажем еще только о большом международном предприятии, которое он вызвал к жизни и которое составило эпоху в истории изучения Индии, мы говорим о Grundriss der indo-arischen Philologie und Altertumskunde, которое должно было подвести итоги нашему знакомству с Индией. Бюлеру в этой энциклопедии, кроме плана всего издания и редакции, принадлежит превосходный том «Палеография». Историческая география и политическая история Индии, которые он обещал дать, теперь уже, увы, не увидят света с его именем. Ему не суждено было дожить до завершения той большой обобщающей работы, мысль которой всецело принадлежит ему и которую он один мог бы ввести в жизнь в почти совершенном виде.

В заключение позвольте сказать вам несколько слов о человеке, которого я имел счастье знать одиннадцать лет, видеть много раз и состоять с ним в переписке.

Отличительной чертой покойного была необыкновенная внимательность ко всем, с кем ему приходилось сталкиваться: он часами готов был слушать сомнения, вопросы, которые высказывались ему часто молодыми специалистами, приходившими за советом и поддержкой – он всегда был готов делиться всем, и знаниями, и педагогическим опытом: у него была своя система преподавания (от нее остался превосходный Leitfaden– практический курс санскритской грамматики), полу-индийская, полу-европейская, которую он горячо рекомендовал и которая, действительно, давала всегда прекрасные результаты. Но внимание к людям у Бюлера не ограничивалось одними личными сношениями, оно проникало и его научную деятельность: его рецензии на чужие работы были образцами подобного рода произведений – он умел с редким вниманием в самой ничтожной книге найти крупицы правды и  всегда отмечал их, бережно говоря о недостатках. Всякий, кому случалось разбирать плохую, не научную работу, знает, как трудно бывает отрешиться от основного впечатления и выискать то хорошее, что есть в самом неудовлетворительном труде. Недостатки Бюлер не обходил молчанием, но он так бережно касался их, так хорошо указывал ошибки, что у автора разобранного труда могло только явиться желание исправить допущенные погрешности, а никак не чувство обиды, которое так часто не дает человеку воспользоваться справедливой критикой. Насколько нам известно, во всей сорокалетней научной деятельности Бюлера нет ни одной полемики, ни одной резкой критики.

Когда Бюлеру случалось получить какие-нибудь научные материалы, какие-нибудь указания, как бы ничтожны они ни были, он всегда отмечал их в своих работах с словом благодарности – для него невозможно было приписать себе что-либо, ему не принадлежавшее.

С каким чисто юношеским жаром он приветствовал всякое открытие, как горячо относился ко всякой новой мысли, ко всякой хорошей работе!

Молодые индианисты потеряли в Бюлере учителя, всегда готового придти им на помощь и словом, и делом, старшие – товарища, всегда ценившего их труды и стремившегося объединить их научную работу, индийские туземные ученые потеряли в Бюлере то звено, которое столько лет соединяло их с европейскими товарищами.

Не будет, после всего вышеизложенного, преувеличением, если мы скажем, что потеря Бюлера невознаградима и что Индия долго еще не дождется подобного исследователя.

С.-Петербург, 21 апреля 1898 г.

 

Записки Восточного Отделения Императорского Русского Археологического Общества. Том XI. С.-Петербург, 1899, с. 313-319