(от лат. contactus — прикосновение) — взаимодействие двух или более языков, оказывающее влияние на структуру и словарь одного или многих из них. Социальные условия К. я. определяются необходимостью общения между представителями разных этнических и языковых групп, вступающих между собой в интенсивные связи по хозяйственным, политическим и другим причинам. К. я. происходят благодаря постоянно повторяющимся диалогам, постоянному общению между носителями разных языков, при которых используются оба языка либо одновременно обоими говорящими, либо порознь каждым из них. Соответственно возможно либо активное владение двумя языками (двуязычие в строгом смысле слова, когда каждый из говорящих может говорить на том и другом языке), либо пассивное понимание чужого языка. По новейшим данным нейролингвистики, К. я. осуществляются внутри каждого из двуязычных говорящих таким образом, что одно полушарие коры головного мозга владеет одним языком (обычно левое, или доминантное, владеет главным языком общения в данном ареале, например американским вариантом английского языка в США), тогда как другое полушарие (чаще всего правое) понимает или знает в ограниченной степени второй язык (например, один из американских индейских в США); по каналам межполушарной связи формы одного из языков, находящихся в К. я., передаются в другое полушарие, где они могут включаться в текст, произносимый на другом языке, или оказывать косвенное влияние на строение этого текста.
Результаты К. я. по-разному сказываются на разных уровнях языка в зависимости от степени вхождения их элементов в глобальную целостную структуру. Наименее структурированы (интегрированы в пределах словаря в целом) группы специальных терминов для узких областей использования языка, поэтому они могут быть заимствованы целиком (как итальянские музыкальные термины в русский и многие другие европейские языки в 18 в., голландские термины, относящиеся к мореходству, в русский язык Петровской эпохи и т. д.). Относительная свобода отдельного слова в пределах части словаря, в которую оно входит, облегчает заимствование или семантический сдвиг (в частности, калькирование — передачу внутренней формы иноязычного слова) под влиянием К. я., в т. ч. и по отношению к употребительным словам обиходной лексики, чаще всего с конкретными (неграмматикализованными) словарными значениями. Заимствование слов с грамматическими значениями (например, личного местоимения 3‑го л. ед. ч. женского рода из древнескандинавского языка в древнеанглийский или послелога типа древнеперсидского radiy из древнеиранского языка в общеславянский, ср. русское «ради») возможно при тесных К. я. родственных языков. В этих же условиях осуществляется заимствование аффиксов не только со словообразовательными значениями (часто перенимаемыми при массовых лексических заимствованиях слов, их включающих, ср. русское ‑ир-овать в заимствованиях из немецкого через польский и т. п.), но и со значениями грамматическими (в языках балканского языкового союза, австралийских языках нганди и ритхарнгу и т. п.). Поэтому распространённое утверждение о том, что К. я. не могут привести к возникновению «вторичного» (аллогенетического) родства языков нуждается в той оговорке, что по отношению к родственным языкам К. я. могут существенно увеличить на более позднем этапе степень их близости.
При сохранении основного набора морф, выражающих грамматические значения, сами эти значения и правила комбинации морф могут при наиболее интенсивных К. я. почти полностью заимствоваться из второго языка, с которым осуществляется контакт. Это характерно для креольских языков, сохраняющих морфный набор романских языков или английского языка, но передающих посредством этого набора систему грамматических значений второго языка — западноафриканского или австронезийского, при К. я. с которым образовался данный креольский язык. Каждая из исходных морф при этом претерпевает существенные семантические сдвиги, ср. belong (из англ. belong ‘принадлежать’) в функции грамматического показателя принадлежности (в сочетаниях типа (think-think belong me ‘мои мысли’) в неомеланезийском языке (язык Папуа — Новой Гвинеи, образовавшийся на основе языка пиджин-инглиш).
К наиболее распространённым результатам К. я. относится возможность изменения системы фонем одного (или обоих) контактирующих языков. Эти изменения могут касаться либо фонетической реализации одной или нескольких фонем (произношение определённых смычных как глоттализованных в осетинском языке под влиянием фонетических систем соседних северокавказских языков), либо всей фонологической системы в целом (в славянских, восточнороманских языках и т. п.). Одновременное совпадение структуры фонологической системы, части обиходного словаря, некоторых грамматических категорий (при возможности их выражения разными средствами в каждом из контактирующих языков) характеризуют языковые союзы, возникающие при К. я. (например, балканский языковой союз).
Языки, образующие языковой союз, могут при К. я. функционировать в качестве разных воплощений одной абстрактной языковой системы, самими говорящими воспринимаемой как единое целое, несмотря на различие двух (или более) способов кодирования этой системы, хотя одному из этих способов может быть отдано предпочтение. В частности, в зоне литовско-польско-белорусского языкового пограничья (на территории древнего Великого княжества Литовского, где могут отражаться следы К. я., осуществлявшихся в период социального единства всех входивших в него языковых групп) сами говорящие оценивают используемый ими славянский язык как основной, что соответствует и количественному соотношению между членами контактирующих языковых групп. Обычно при двуязычии (или многоязычии) этого типа каждый текст существует в двух (или более) языковых воплощениях, в каждое из которых могут быть включены фрагменты (более или менее обширные) из параллельно существующего варианта того же текста на другом языке. Образование креольского языка происходит в том случае, если единая система лексических и грамматических значений, возникшая при К. я., начинает кодироваться посредством набора морф, заимствованных преимущественно из одного языка, но переосмысленных в соответствии с данной системой значений; обычно при этом правила грамматики упрощаются, что делает возможным сравнение с грамматикой детского языка. Особый случай представляет такое двуязычие, при котором один из взаимодействующих языков (например, английский язык в США и Канаде) явно представляет собой основную систему, на которую ориентируются говорящие, изменяющие фонетические, лексические и другие характеристики второго из используемых ими языков под влиянием более престижного первого языка. В этом случае К. я. может в конце концов привести к победе первого языка, в слабой степени меняющегося в ходе этого процесса. Третьим возможным случаем развития языков, связанного с К. я., может быть видоизменение основного языка общения под влиянием языка более престижного, но не становящегося основным. Этот случай имеет место при диглоссии — взаимодействии с языком, обладающим культовым или социальным престижем, но ограниченным в своих функциях (как разные изводы церковнославянского языка у южных и восточных славян, арабский язык — у неарабоязычных мусульманских народов и т. п.); функциональное различение языков при диглоссии отличается от сходных функций двух языков при билингвизме.
В качестве частного случая К. я. можно рассматривать контакты диалектов одного языка и литературного языка, основанного на одном из этих диалектов (или на соединении разнодиалектных характеристик в одном койне — общем наддиалектном языке). В этом случае в ещё большей степени, чем по отношению к родственным языкам (некогда тоже являвшимся диалектами одного языка), возможно заимствование (точнее, взаимопроникновение) всех форм, включая словоизменительные. Поэтому в составе каждого диалекта в условиях К. я. (если диалект не изолирован полностью по особым географическим или социальным причинам) обычно имеется значительное число инодиалектных форм; «чистый» диалект без инодиалектных примесей в большинстве случаев — удобная идеализация, не имеющая конкретной опоры в фактах лингвистической географии.
Вяч. Вс. Иванов.