СКАЗАНЬЕ О НАЧИКЕТАСѢ.
ОМЪ! Да пребудетъ съ нами благосклонность!
Да будемъ мы Ему угодны.
Да разовьемъ мы силу, и да будетъ
Озарено изслѣдованье наше.
5 Да не возникнутъ споры здѣсь.
Омъ! Миръ, Миръ, Миръ! Всесовершенный! Омъ!
1.
Ваджашраваса, нѣкогда, желая,
Награды, все принесъ, все, что имѣлъ онъ,
Какъ жертву. А сказаніе гласитъ,[94]
Что сына онъ имѣлъ, Начикетаса.
5 И, юный, все жь отмѣченъ былъ онъ вѣрой.
И потому къ себѣ промолвилъ:
Вода испита, съѣдены всѣ стебли,
Исчерпано до капли молоко,
Нѣтъ больше силы. Радости нѣтъ въ зовѣ.
10 Къ мірамъ тотъ зовъ. И кто съ такимъ приходитъ,
Съ такимъ приходитъ даромъ,—ихъ зоветъ.
Владыкѣ своему сказалъ: Отецъ мой,
Кому меня ты отдаешь?
Сказалъ такъ дважды: повторилъ, сказавши.
15 Отвѣтъ: Тебя я Смерти отдаю.
Начикетасъ помыслилъ: Между многихъ
Я первый ухожу, иду средь многихъ.
Что сдѣлаетъ со мной Богъ Смерти, Яма?
Сегодня что онъ сдѣлаетъ со мной?
20 Назадъ взгляни: какъ съ тѣми, кто былъ раньше?
Объ остальномъ по этому суди.
Какъ для зерна, для смертнаго—гніенье,
И какъ зерно, возстанетъ онъ опять.
Начикетасъ направился въ домъ Смерти,
25 Три дня былъ тамъ, отсутствовала Смерть.
Когда жь вернулась, свита ей сказала:
Въ дома приходитъ Браманъ какъ огонь.
Богъ Яма, дай воды, утишь пыланье.
Сказала Смерть: Три ночи здѣсь постишься,
30 Начикетасъ, а гость почтенъ быть долженъ,
О, Браманъ, не отвергни почитанье,
Три дара можешь взять, проси что хочешь.
Начикетасъ отвѣтилъ: Пусть отецъ мой
Тревогъ не знаетъ разумомъ спокойнымъ,
35 И на меня не сердится, о, Смерть:[95]
Когда меня отпустишь, пусть меня онъ
Привѣтствуетъ. Объ этомъ я прошу.
Смерть отвѣчала: Съ моего согласья,
Какъ прежде, онъ дитя свое признаетъ.
40 Онъ ночи безмятежно будетъ спать,
И увидавъ тебя освобожденнымъ
Отъ пасти Смертной, явитъ свѣтлый ликъ.
Начикетасъ продолжилъ рѣчь: Тамъ, въ небѣ,
Нѣтъ страха; нѣтъ тебя тамъ; человѣку
45 Тамъ старость не страшна; тамъ голодъ съ жаждой
Превзойдены; нѣтъ скорби, только игры.
Почтительно теперь къ тебѣ взываю,
О, Смерть, тебѣ извѣстенъ тотъ огонь,
Что на небо ведетъ: молю, скажи мнѣ,
50 Исполненъ вѣры я. Въ небесномъ мірѣ
Изъяты всѣ отъ смертнаго удѣла.
Вторая въ этомъ просьба есть моя.
Смерть отвѣчала: Отъ тебя не скрою;
Внемли, Начикетасъ, извѣстно мнѣ,
55 Какой огонь ведетъ отсюда къ небу.
Узнай же, что огонь тотъ, въ мѣстѣ скрытомъ,
Тамъ въ разумѣ, тамъ въ сердцѣ затаенный,
Есть сразу—путь, дорога въ безконечность,
И есть основа безконечныхъ царствъ.
60 Такъ Смерть ему Огонь тотъ указала,
Источникъ нескончаемыхъ міровъ,
Какіе камни въ немъ, и какъ, и сколько.
Начикетасъ отвѣтствовалъ повторно,
И Смерть въ восторгѣ молвила ему,
65 Великая сказала благосклонно:
Теперь и здѣсь, вотъ новый даръ тебѣ.
Огонь тотъ будетъ именемъ твоимъ[96]
Воспламеняться. Можешь взять навовсе
Гирлянду многоликости блестящей.
70 Начикетасъ тройной, достигшій въ мірѣ
Тройного единенія, идущій
Тройнымъ путемъ дѣяній, воспаряетъ
Надъ областью и смерти и рожденья;
Всевышняго познавъ, свѣторожденный,
75 Всезнающій, онъ въ миръ идетъ вовѣки.
Начикетасъ тройной, тріаду зная,
Осуществляя знаемый обрядъ,
Предъ умираньемъ сѣти Смерти броситъ,
Оставивъ скорбь, встрѣчаетъ въ небѣ блескъ.
80 Вотъ твой огонь, Начикетасъ, ведущій
На небо, онъ включенъ въ твой даръ второй.
Среди людей твоимъ онъ будетъ зваться.
Проси теперь твой третій даръ.
Начикетасъ промолвилъ: Есть сомнѣнье,
85 Что будетъ съ человѣкомъ послѣ смерти.
Иные говорятъ, онъ существуетъ,
Иные, нѣтъ—объ этомъ мнѣ скажи.
Изъ трехъ даровъ вотъ этотъ будетъ третій.
Смерть отвѣчала: Боги старыхъ дней
90 И тѣ объ этомъ сильно сомнѣвались.
По истинѣ, узнать объ этомъ трудно:
Утонченный законъ. Начикетасъ,
О чемъ-нибудь другомъ проси; не требуй,
Чтобъ это я повѣдала тебѣ,
95 Не утѣсняй, освободи отъ просьбы.
Начикетасъ сказалъ: На самомъ дѣлѣ,
Объ этомъ даже Боги сомнѣвались;
И ты сказала, Смерть, что трудно знать.
Но гдѣ жь найти другого, кто сказалъ бы?
100 И можно ль съ этимъ даръ другой сравнить![97]
Смерть отвѣчала: попроси потомковъ
Столѣтнихъ, сыновей проси и внуковъ,
Стада, коней, слоновъ, златые слитки,
Проси пространства мощныя земли,
105 И самъ живи такъ долго, какъ захочешь.
Такихъ даровъ, Начикетасъ, потребуй.
Исполню все, чего ни пожелаешь.
Богатымъ будь. Царемъ земли обширной.
Потребуй то, что трудно въ мірѣ смертныхъ
110 Имѣть, все дамъ тебѣ, лишь пожелай.
Вонъ, видишь, тамъ красавицы играютъ
На лютняхъ, и уборы ихъ блестятъ;
Не услаждался смертный таковыми.
Возьми ихъ; я тебѣ ихъ всѣхъ отдамъ.
115 Начикетасъ, не спрашивай о Смерти!
Созданья дня! Начикетасъ промолвилъ.
О, Смерть, изъ нихъ огонь ли извлечешь?
Они собою дѣлаютъ безсильнымъ.
И въ лучшемъ смыслѣ жизнь есть жизнь, короткость.
120 Возьми себѣ уборы, пѣсни, пляски.
Богатствомъ человѣка не насытишь.
Богаты ль мы, когда ты предстаешь?
И живы ль мы, пока еще ты правишь?
Дай то, о чемъ тебя я попросилъ.
125 Кто разрушенью смертному подвластенъ,
Когда среди безсмертныхъ онъ Боговъ?
И кто здѣсь жизнью услажденъ, понявши,
Въ чемъ радости и блески красоты?
Скажи намъ, Смерть, что̀ есть въ великомъ Послѣ.
130 Лишь этотъ даръ—въ основѣ всѣхъ вещей.
2.
Смерть отвѣчала: Должное одно,
Пріятное другое; въ томъ двѣ узы,
И къ разному здѣсь липнетъ человѣкъ.[98]
Благъ тотъ, кто выбираетъ то, что должно;
5 Пріятное возьмешь, уйдешь далеко.
Что должно и что сладостно, предъ смертнымъ
Встаютъ; мудрецъ просѣиваетъ ихъ,
Онъ отъ себя ихъ прочь отодвигаетъ.
Что должно, это мудрый предпочтетъ;
10 Глупецъ беретъ пріятное и держитъ.
Начикетасъ, помысливъ, ты отрекся
Отъ сладостнаго, что желанно ликомъ;
Отбросилъ эту перевязь довольства,
Въ которой такъ запутаться легко.
15 Означены два разные пути здѣсь,
Одинъ есть неразумность, а другой
Есть то, что люди мудростью считаютъ.
Начикетасъ избралъ себѣ путь-мудрость,
Желанья не влачатъ его ордами.
20 Среди неразумѣнья обрѣтаясь,
Себя считая мудрыми, кружась,
Излучинами вѣчно извиваясь,
Обманно лабиринтятся они,
И въ слѣпотѣ слѣпцы ведутъ слѣпого.
25 Глупцу, невразумительно-слѣпому,
Тому, кто блескомъ-шумомъ оглушенъ,
Грядущее не можетъ быть открыто.
Вотъ этотъ міръ, есть міръ, за нимъ—ничто,
Такъ мыслитъ самомнительный, и вотъ
30 Въ моей опять, въ моей опять онъ власти.
Но, что-то есть, о чемъ иной не слышалъ,
Что многіе не могутъ познавать,
Хотя они и слышали объ этомъ;
Кто говоритъ о Немъ, уже есть чудо,
35 Кто слушаетъ о Немъ, ужь дивенъ тотъ;
Его узнать не можетъ малоумный,
Въ умахъ Онъ много разъ былъ возглашенъ;
Другіе же Его не возглашаютъ,[99]
Къ Нему дороги вовсе не ведутъ;
40 Внѣ разсужденья, рѣдкаго Онъ рѣже.
Не разсужденьемъ овладѣешь Имъ,
Тѣмъ помысломъ, но ты ужь овладѣлъ Имъ.
Ты къ истинѣ взоръ сердца прикрѣпилъ.
О, если бъ вопрошающіе были
45 Всегда какъ ты, какъ ты, Начикетасъ!
Невѣчно, что зовутъ богатствомъ люди,
И неизмѣнность получить нельзя
Изъ тѣхъ вещей, что въ вѣчной перемѣнѣ.
Затѣмъ-то надъ невѣчнымъ я зажгла
50 Огонь Начикетаса. Ты взглянулъ
На грань желанья, на опору міра,
На достиженья ритуаловъ всѣхъ,
На доблестный благой первоисточникъ,
Взглянулъ на основаніе всего.
55 Ото всего ты твердо отказался.
Его съ трудомъ въ душѣ своей лелѣя,
Съ Нимъ въ тайнѣ сокровенно сочетаясь,
Его скрывая въ сердцѣ, въ подземельи,
Чрезъ дѣланье верховнаго сліянья,
60 Своимъ умомъ лишь въ Высшемъ пребывая,
Оставитъ мудрый радость и печаль.
И съ выборомъ на Немъ остановившись,
Взявъ тонкое, внѣдривъ законъ въ себя,
Вполнѣ достойно радуется смертный.
65 Начикетасъ, дверь предъ тобой открыта.
Начикетасъ сказалъ: Строй и нестройность,
Міръ сотворенный и внѣмірный хаосъ,
Что сдѣлано и что не свершено,
Что прошлое и что еще въ грядущемъ,
70 Пусть будутъ эти оба въ сторонѣ.
То изъясни, что лишь тебѣ открыто.[100]
Смерть отвѣчала: Это цѣль, къ которой
Всѣ знанія идутъ въ хвалебныхъ кликахъ.
Всѣ подвиги объ этомъ говорятъ,
75 Всѣ тѣ, что служатъ Брамѣ, лишь объ этомъ
Мечтаютъ въ сокровенности желаній,
Тебѣ скажу объ этомъ. Это—Омъ.
По истинѣ въ томъ словѣ дышетъ Брама.
По истинѣ—верховное оно.
80 По истинѣ, кто слово то пойметъ,
Чего онъ хочетъ, вотъ, онъ обладаетъ.
Въ немъ лучшее, что есть; его узнавши,
Богатымъ духъ уходитъ въ Божій домъ.
Кто Омъ поетъ, тотъ не рожденъ, не смертенъ;
85 Откуда, что—слова не для него.
Безсмертный, древній, вѣчный, нерожденный,
Убей его, онъ все же не убитъ.
Когда убійца скажетъ «Убиваю»,
Когда убитый молвитъ «Я убитъ»,
90 Что говорятъ, они не знаютъ оба,
Убить не можетъ, быть убитымъ тоже.
Малѣй чѣмъ малость, больше чѣмъ великость,
Въ святынѣ сердца Самость существуетъ;
Свободный отъ желанья Это видитъ,
95 И видитъ—скорбь ушла, великъ лишь Самъ.
Сидитъ, и всюду странствуетъ, далеко;
Лежитъ, и быстро мчится онъ вездѣ.
Безрадостную радость кто узнаетъ?
Лишь Богъ во мнѣ, лишь Самость, лишь я Самъ.
100 Когда узнаетъ мудрый эту Самость,
Межь тѣлъ онъ безтѣлесенъ, межь недуговъ
Великъ, распространенъ, и безболѣзненъ,
И болѣе не знаетъ, что̀ есть скорбь.
Ту Самость не получишь объясненьемъ,
105 Умомъ не схватишь; выслушавъ не разъ,
Все жь не услышишь; лишь кто Ею избранъ,
Тотъ отъ Нея и будетъ Ей владѣть.[101]
Принявъ свой должный ликъ, предъ нимъ предстанетъ.
Тотъ, кто еще не бросилъ злыхъ дѣяній,
110 Въ комъ чувства не подвержены провѣркѣ,
Чей умъ еще не понялъ миръ съ собой,
Тотъ Этого достичь, узнать, не можетъ.
Кто пища неразумья и насилья,
Приправленная Смертью,—какъ онъ можетъ
115 Узнать, гдѣ онъ?
3.
Впивая, дважды, плодъ своихъ дѣяній,
Гнѣздящихся тамъ въ сердцѣ, въ верхней сферѣ,
Глядящіе на Браму, освѣщаютъ
Игру тѣней и свѣта,—пятикратно
5 Зажженный свѣтъ, зажженный и трикратно.
Нетлѣнный мостъ, тѣхъ, жертвующихъ Брамѣ,
Верховный мостъ, иной и вѣрный берегъ,
Тѣхъ, кто потокъ желаетъ перейти,
Огонь Начикетаса,—съ нами будь.
10 Знай Самость какъ владыку колесницы,
Знай, тѣло лишь повозка, умъ—возница,
И возжи—побужденія твои.
Знай, чувства—кони, и предметы ихъ
Дороги; Самость, чувства, побужденья,
15 Въ соединеньи—мудрое сліянье.
Кто жертва неразумья, побужденья
Совсѣмъ не подчиняются ему,
Ему его же чувства не подвластны,
Какъ ртачливые кони отъ возницы
20 Бѣгутъ.
Когда же человѣкъ уму подвластенъ,
Провѣркѣ подчиняетъ побужденья,
Въ его рукахъ себя ведутъ такъ чувства,
Какъ подъ хлыстомъ цугъ добрыхъ лошадей.[102]
25 Кто жертва неразумья, тотъ, нечистый,
Непомнящій, забывчивый повторно,
Бѣжитъ за цѣлью, цѣль бѣжитъ его,
И никогда достичь ея не можетъ,
И онъ идетъ къ рожденьямъ и смертямъ.
30 Но кто подвластенъ разуму, кто помнитъ,
Кто вѣчно чистъ, тотъ цѣли достигаетъ,
Ея достигши, больше не рожденъ.
Разъ человѣкъ рѣшилъ, что умъ—возница,
Разъ твердо держитъ возжи побужденій,
35 Онъ видитъ цѣль скитанья своего,
Онъ входитъ въ домъ Того, Кто все объемлетъ.
За гранью чувствъ есть тонкія причины
Чувствъ нашихъ; за предѣломъ ихъ—порывы;
За ихъ предѣломъ—разумъ; за умомъ,
40 За разумомъ—Великая есть Самость;
За Этимъ, за Великимъ—Непочатость,
Несозданность; за этимъ—Человѣкъ;
За Человѣкомъ—ничего другого;
Тутъ—цѣль, и тутъ—конечный есть предѣлъ.
45 Онъ—Самость сокровенная, что въ каждомъ
Сокрыта существѣ; лишь ясновидцы
Умомъ его способны тонкимъ видѣть.
Разумный чувства погружаетъ въ умъ;
Умъ въ разумъ; разумъ въ Самость; Самость въ Миръ.
50 Проснись, возстань, и отыщи великихъ,
И этихъ разумѣніе сыщи.
Остеръ край бритвы, труденъ для хожденья;
И труденъ, ясновидцы говорятъ,
Всѣмъ смертнымъ путь нелживый для хожденья.
55 То, что беззвучно, то, что внѣ касанья,
Внѣ формы, истощенія, и вкуса,
Безароматно, вѣчно, безъ начала
И безъ конца, уходитъ за предѣлы
Великаго, устойчиво всегда—
60 То зная, человѣкъ спасенъ отъ смерти.[103]
Сказанье слыша о Начикетасѣ,
Разумный человѣкъ, его касаясь,
Ростетъ, и вотъ великъ онъ въ домѣ Брамы.
Кто повторитъ его, самовоздержный,
65 Въ собраніи людей благочестивыхъ,
Ту сокровенность высшую, или
Тѣмъ помогая, кто въ сѣтяхъ обширныхъ,
Безсмертіе онъ этимъ исчисляетъ,
Онъ этимъ возвѣщаетъ о безсмертьи.
4.
Кто само-существуетъ, тотъ пронзаетъ
Во-внѣ способность чувствъ, и человѣкъ
Во-внѣ глядитъ, а не во-внутрь, на Самость.
Отъ времени до времени, кто мудръ,
5 Отъ смертнаго желанья ускользаетъ,
Отъ внѣшняго свои отвлекши взоры,
Онъ созерцаетъ Самость тамъ внутри.
Глупцы бѣгутъ и слѣдуютъ за внѣшнимъ;
Споткнувшись, упадаютъ въ сѣть они,
10 Въ обширность сѣти, распростертой Смертью;
Мудрецъ, познавъ безсмертье, достовѣрность,
Среди вещей невѣрныхъ ничего
Не ищетъ здѣсь.
Тѣмъ, чѣмъ распознаетъ онъ цвѣтъ и вкусъ,
15 Касанья, звуки, запахи, сплетенья,
Онъ знаетъ этимъ все, что остается.
И это-то по истинѣ есть То.
Онъ знаетъ сонъ и бодрствованье знаетъ,
Что̀ въ нихъ, что̀ въ этой Самости великой,
20 Простершейся—какъ только это видитъ
Разумный, въ немъ печали больше нѣтъ.
Вкушающій прозрачный медъ, онъ знаетъ
Живую самость въ играхъ воплощенья,[104]
Властителя того, что было, будетъ,
25 И отъ чего не прячется онъ больше.
И это-то по истинѣ есть То.
Въ началѣ, на волнахъ пространства былъ онъ,
Возсталъ, изъ мысли власть свою исторгнувъ,
Окружнымъ взоромъ мѣрялъ мірозданье,
30 Вступивши въ сердце, сталъ тамъ нерушимо.
И это-то по истинѣ есть То.
Какъ жизнь онъ существуетъ, весь изъ власти,
Изъ силъ, вступивши въ сердце, тамъ стоитъ онъ,
Съ созданьями живыми существуетъ.
35 И это-то по истинѣ есть То.
Всезнающій, въ жару огня сокрытый,
Какъ матерью ребенокъ, имъ рожденный,
День изо дня людьми съ разсудкомъ зрячимъ
Лелѣемый, людьми, чьи руки знаютъ,
40 Какъ чтить огонь, осуществляя жертву.
И это-то по истинѣ есть То.
Тамъ, гдѣ закатъ, причина восхожденья,
То, почему восходитъ въ блескѣ солнце,
То, отъ чего всѣ силы происходятъ;
45 За грань чего ничто не перейдетъ.
И это-то по истинѣ есть То.
То, что есть здѣсь, что истинно есть тамъ;
Тамъ будучи, что истинно есть здѣсь,
Отъ смерти къ смерти здѣсь внизу проходитъ,
50 Усматривая мнимыя различья.
Тамъ въ Самости, въ срединѣ, Человѣкъ,
Чуть зримый, ростомъ малый, но владыка
Прошедшаго и будущаго онъ.
Предъ нимъ скрываться истинный не хочетъ.
55 И это-то по истинѣ есть То.
Чуть зримый, ростомъ малый, Человѣкъ,
Бездымному огню во всемъ подобный,
Грядущаго и прошлаго владыка,
Сегодня, завтра, будетъ тѣмъ же Самымъ.[105]
60 И это-то по истинѣ есть То.
Какъ воды, изливаяся въ ущелье,
Бѣгутъ стремниной, мчатся по холмамъ,
Такъ тотъ, кто видитъ этихъ водъ отдѣльность,
За видимымъ явленіемъ бѣжитъ.
65 Какъ чистая вода, съ водою чистой
Смѣшавшись, станетъ влагою одной,
Такъ ты, Начикетасъ, вливаясь въ Самость
Того, кто мудръ, узналъ, въ чемъ мудрость есть.
5.
Есть нѣкій храмъ одиннадцативратный,
Врата въ немъ—очи, слухъ, еще иныя,
Владѣетъ нерожденный имъ, сознанья
Прямого; имъ владѣя, человѣкъ
5 Уже не знаетъ болѣе печали,
Свободный отъ нея, свободенъ вправду.
И это-то по истинѣ есть То.
Какъ движущій, живетъ Онъ въ свѣтломъ небѣ,
Какъ свѣтлый, между тучекъ Онъ сіяетъ,
10 На алтарѣ горитъ Онъ, какъ огонь,
Какъ гость, какъ званый гость живетъ Онъ въ домѣ:
Живетъ Онъ въ человѣкѣ, въ людяхъ,—въ нихъ
Онъ болѣе живетъ, чѣмъ человѣкъ;
Въ эѳирѣ пребываетъ, въ ритуалахъ;
15 Онъ тѣ, что порождаются въ водѣ,
И тѣ, что рождены на темной сушѣ,
И тѣ, что порождаются въ горахъ,
И тѣ, что рождены чрезъ ритуалы,
Великій ритуалъ самъ по себѣ.
20 Онъ вверхъ уводитъ верхнее дыханье,
Онъ нижнее дыханье внизъ струитъ.
Всѣ силы преклоняются съ почтеньемъ
Предъ малымъ, еле виднымъ между нихъ.[106]
Отъ воплощенныхъ душъ, еще стѣсненныхъ
25 Тѣлесностью, но чувствующихъ жажду
Повторную—отъ тѣла ускользнуть,
Есть нѣчто, что въ скитаньяхъ остается.
И это-то по-истинѣ есть То.
Не верхнее дыханіе, чѣмъ смертный
30 Живетъ, и не дыханіемъ онъ нижнимъ
Живетъ, но тѣмъ, что оба ихъ даетъ.
Старинную опять тебѣ я тайну
Скажу, Начикетасъ, какъ послѣ смерти
То, что есть Самость, въ мірѣ существуетъ.
35 Идутъ иныя души въ материнства,
На лоно, чтобы тѣло воспринять;
Другія же въ недвижность переходятъ,
Согласно ихъ дѣяньямъ, знанью ихъ.
Тотъ Человѣкъ, что бодрствуетъ, когда
40 Другіе спятъ, свободный отъ желаній,
Тотъ истинно есть чистъ, и онъ есть Браманъ,
Безсмертнымъ онъ правдиво нареченъ;
Въ Немъ всѣ міры содержатся; помимо
Него, ничто совсѣмъ не происходитъ.
45 И это-то по-истинѣ есть То.
Какъ пламя, хоть одно, вступая въ міръ,
Подобно многимъ ликамъ, будетъ въ ликѣ,
Такъ внутренняя Самость мірозданья,
Хотя одна, разъ въ ликѣ—многолика,
50 И все жь она—безъ нихъ, безъ всѣхъ, одна.
Какъ воздухъ, хоть одинъ, вступая въ міръ,
Подобенъ многимъ ликамъ будетъ въ ликѣ,
Такъ внутренняя Самость мірозданья,
Хотя одна, разъ въ ликѣ—многолика,
55 И все жь она—безъ нихъ, безъ всѣхъ, одна.
Какъ солнце справедливое, глазъ міра,
Глазъ всѣхъ міровъ не тронутъ тьмою пятенъ,
Увидѣнныхъ глазами въ мірѣ внѣшнемъ,
Единая та внутренняя Самость[107]
60 Всѣхъ мірозданій не осквернена
Ничѣмъ изъ болей міра, потому что
Она всегда стоитъ особнякомъ.
Единственный владыка мірозданья,
Онъ, внутренній, незримый, Самъ, который
65 Единый ликъ являетъ многоликимъ,
И на Него, внутри себя, взираютъ
Всѣ мудрые, и вѣчность благодати
Имъ надлежитъ, лишь имъ, а не другимъ.
Среди вещей не длящихся, одна
70 Сознательность разумныхъ вѣчно длится,
Что смотрятъ на Него, внутри себя,
И благодать—лишь имъ, а не другимъ.
Они объ этомъ мыслятъ, какъ о высшемъ,
Что внѣ всѣхъ словъ и истинно есть То.
75 Не свѣтитъ солнце тамъ, луна и звѣзды,
Не свѣтитъ тамъ, конечно, и огонь.
Когда сіяетъ Онъ, всѣ Имъ сіяютъ,
Во всемъ, что здѣсь свѣтлѣетъ, свѣтъ Его.
6.
Есть старое, престарое растенье,
Старинный стволъ, что не увидитъ завтра,
То дерево склоняетъ вѣтви внизъ.
Ашватта, это—Браманъ, мысль безсмертья,
5 Мысль чистоты, въ Немъ скрыты всѣ міры;
Въ томъ древѣ—все, и ничего помимо.
И это-то по-истинѣ есть То,
Все, въ чемъ движенье, изъ Него исходитъ,
Вступаетъ въ жизнь, дрожитъ, трепещетъ, бьется;
10 Оружіе подъятое Оно,
Могучій страхъ. И кто Его узнаетъ,
Безсмертіе касается того.
Огонь горитъ—Ему лишь повинуясь,[108]
Изъ страха передъ нимъ сіяетъ солнце,
15 Ему покорны—воздухъ, облака,
И Смерть—всѣ эти пять ему послушны,
Свой для Него они свершаютъ путь.
Коль передъ тѣмъ, когда отбросишь тѣло,
Его здѣсь не узнаешь, ты сочтенъ
20 Какъ тотъ, кто будетъ перевоплощеннымъ
Среди міровъ.
Какъ въ зеркалѣ, такъ въ самости отдѣльной;
Какъ въ сновидѣньи, такъ среди тѣней;
Какъ въ смутной влагѣ, такъ и въ мірѣ пѣсни;
25 Какъ въ свѣтотѣни, такъ и въ мірѣ Брамы.
Тотъ, кто узналъ жизнь чувствъ, какъ отдѣленность,
Узналъ восходъ ихъ и закатъ отдѣльный,
Онъ мудръ, и въ немъ печали больше нѣтъ.
За гранью чувствъ есть разумъ; за предѣломъ
30 Ума есть міръ мыслительности высшей;
За ней еще—Великая есть Самость,
За нею—міръ Несозданности высшей;
За этимъ—настоящій Человѣкъ;
Онъ все объемлетъ, и Его могучесть
35 Внѣ означеній. Разъ его узнаешь,
Ты воленъ, смертный, ты вступилъ въ безсмертье.
Не въ сферѣ зрѣнья—ликъ Его могучій,
Никто Его не видитъ взоромъ глазъ.
Лишь разуму, уму, что правитъ въ сердцѣ,
40 Открытъ Онъ. И когда Его узнаешь,
Безсмертіе касается тебя.
Разъ пятичувствіе съ умомъ согласно,
И разумъ не приводитъ ихъ въ волненье,
Зовется высшимъ это состоянье.
45 Ухватъ неробкій чувства, это—іога,
Приходитъ іога и уходитъ іога,
Въ самодозорѣ свѣтломъ человѣкъ.
Когда его не схватишь словомъ, мыслью,
Иль зрѣлищемъ,—его опредѣленье[109]
50 Не въ томъ ли, чтобъ сказать о немъ: «Онъ есть»?
Не только «есть», но и «не есть»—въ немъ оба.
Скажи: «Онъ есть»,—блеснетъ впервые правда.
Когда прогонишь въ сердцѣ всѣ желанья,
Которыя гнѣздятся въ немъ, тутъ смертный
55 Становится безсмертнымъ,—область Брамы.
Когда развяжешь каждый узелъ сердца,
Тутъ смертный прикасается безсмертья.
И въ этомъ поученья скрытый смыслъ.
Въ одномъ и томъ же сердцѣ сто путей
60 И путь одинъ, добавочный, при этомъ.
Чрезъ средоточье головы проходитъ
Нечетный, одинокій путь изъ нихъ.
Черезъ него безсмертья достигаешь;
Другіе всѣ, туда-сюда уводятъ,
65 Уходятъ, чтобъ по нимъ уйти во-внѣ.
Чуть зримый Человѣкъ, Самъ, сокровенный,
У всѣхъ, что здѣсь рождаются, скрытъ въ сердцѣ,
Онъ въ сердцѣ у всего, что рождено;
Коль хочешь, извлеки его изъ тѣла,
70 Терпѣніемъ, какъ стебель изъ травы.
Безсмертный, чистый, ты Его узнаешь,
Въ безсмертіи узнаешь, въ чистотѣ.
Такъ мудрости наученный у Смерти,
Подвижничества правила узнавъ,
75 Свободный отъ пятна, объятый Брамой,
Свободный и отъ Смерти, отошелъ
Начикетасъ. Свободенъ будетъ каждый,
Который этотъ свѣтъ въ себѣ вмѣститъ.