О том, как важно знать грамматику и сколько времени нужно, чтобы ей обучиться

«Наступил праздник весны. Царь Сатавахана поехал в сад, взращенный в Пратиштхане по воле богини, и долго там оставался, подобный великому Индре, гуляющему в дивном саду Нандана.

Развлекался царь со своими царицами, и купался под сенью дерев вместе с ними в пруду, и, ударяя ладонями по воде, осыпал их брызгами, и они отвечали ему тем же, словно слонихи в реке, окатывающие из хоботов слона. Сатавахана наслаждался, глядя па их лица с глазами, подкрашенными цветочной пыльцой, на их тела, облепленные намокшими одеждами. Будто ветер, играющий с лианами в лесу, играл царь с ними. Ветер, врываясь в лес, срывает с лиан листья и цветы, покрывающие их, точно наряды,— так и царь смывал с цариц брызгами, сыпавшимися, подобно ливню, их тилаки, похожие на листья, и срывал с них одежды, подобные цветам. Наконец одна из цариц, стан которой был похож на нежный цветок шириши и отягощен полными грудями, утомилась от забав. Отбиваясь от брызгавшего на нее водой Сатаваханы, она сказала ему: „Оставь, не брызгай на меня водой“. Услышав это, царь тотчас велел принести побольше сластей, зовущихся модаками. Засмеялась царица и попрекнула его: „Да что мне делать в воде со сластями? Ведь я тебе сказала — не брызгай водой! А ты и не понял, что здесь соединены два слова: „ма“ и „удакайе“. Как же ты, глупец, не знаешь этого правила?!“ Так говорила ему царица, знающая грамматику, и все вокруг смеялись над ним, и одолел царя великий стыд. Бросил он развлекаться и удалился, обиженный и побледневший от досады, в свой дворец. Недобрые думы заполнили его ум, отказался он от пищи и от воды, ни на какие вопросы не отвечал — прямо не живой, а будто бы нарисованный. И терзался он, не зная ни сна, ни отдыха. „То ли в учености мне спасения искать, то ли в смерти?“ Видя царя в таком отчаянии, все его приближенные спрашивали друг друга: „Что это с ним?“ — и сами пришли в смятение. Наконец узнали о состоянии царя я и Шарваварман. Подумали мы что, должно быть, он нездоров. Позвали мы слугу царя Раджахансу и спросили его о здоровье повелителя. Вот что он нам ответил: „Никогда прежде не приходилось мне видеть царя в такой печали. Царицы говорят, что это дочь царя Вишнушакти, чванящаяся своей ложной ученостью, повинна в его горе“.

Услышав от Раджахансы такое известие, испытали мы оба замешательство: „Если бы телесная боль одолела царя, то нужно было бы звать врачевателей. Если же что другое, то трудно найти причину — ведь у его царства нет недругов, все враги уничтожены. Народ любит царя, ничто его державе не угрожает. С чего бы властителю так кручиниться?“ Но тут вдруг молвил слово мудрый Шарваварман: „Знаю я, мучается царь от неведения, „Глуп я —так говорит он и жаждет вкусить учености. Дошло до меня также, что недавно одна из цариц жестоко над ним посмеялась“.

В подобных раздумьях скоротали мы ночь, а на заре отправились в покои владыки земли, и хотя было велено никого не пускать к государю, вошел к нему я, а за мной и Шарваварман. Приблизился я к царю и почтительно спросил: „Божественный, что же ты беспричинно терзаешься?“, но хоть и слышал Сатавахана мои слова, но по-прежнему сидел ко всему безучастный. Тогда обратился к нему Шарваварман и повел такую речь: „Послушал бы ты меня, царь! Ведь прежде ты со мной разговаривал. Этой ночью мне было видéние: видел я, что с неба упал лотос, некий божественный юноша его раскрыл, и из цветка явилась небожительница-дева, одетая в белое, и она, царь, тотчас вошла в твои уста. Проснулся я внезапно, и додумалось мне: нет сомнений, это Сарасвати проникла в уста божественного“. После того как Шарваварман рассказал о вещем сне, Сатавахана прервал, молчание и спросил меня озабоченно: „Скажи, сколько нужно времени усердному ученику, чтобы достичь учености? Не улыбнется мне богиня счастья Лакшми, если не одолею я науки. Царская пышность пристала глупцу так же, как драгоценное украшение бревну“. Тогда заговорил я: „Обычно, царь, люди полагают, что нужно двенадцать лет, чтобы познать грамматику, царицу всех наук. Но я берусь обучить тебя лишь за шесть лет“. С гневом возразил Шарваварман на эти слова: „Как можно так долго обременять тех, чей удел — счастье?! Я берусь обучить тебя, божественный, всего за шесть месяцев“.

Услышав такое бахвальство, я рассердился: „Коли ты царя за шесть месяцев обучишь, то навсегда забуду я санскрит, пракрит и бхаша, язык, которым пользуются местные жители“. А Шарваварман подтвердил: „Непременно я это сделаю, а если не сделаю — двенадцать лет буду покрывать голову твоими сандалиями!»— и удалился. Пошел и я к себе домой. А царь, убедившись из этих слов, что его желание осуществимо, успокоился.

Вскоре понял Шарваварман, какое трудное дело он затеял, и, впав в сомнения, рассказал обо всем жене. Огорчилась она и молвила: „Не вижу я здесь никакого другого пути, супруг мой, кроме как поклониться владыке Кумаре и просить у него помощи“. Согласился с ней Шарваварман и на исходе ночи, не поев, не попив, отправился в храм Кумары. Узнал я от соглядатая, куда пошел Шарваварман, и сообщил царю, а тот сказал: „Посмотрим, что из этого будет!“

Тут обратился к Сатавахане один раджпут, по имени Синхагупта: „Божественный, очень был я удручен, видя одолевшую тебя немочь. Решил я тогда отсечь себе голову в жертву богине Чандике, чей храм стоит за городом. Пошел я туда, и как раз в то мгновение, когда я уже собирался свершить такую жертву, раздался голос с неба: „Не делай так! Непременно желание царя исполнится!» Думаю я, что будет тебе, царь, успех в твоем деле“.

Поговорив с царем, отрядил Синхагупта за Шарваварманом двух соглядатаев. А тот тем временем, одним воздухом питаясь, молчаливый и исполненный решимости, дошел до храма Кумары. Там Картикея возрадовался суровому подвижничеству Шарвавармана, готового даже телом своим пожертвовать, и наградил его желанным даром.

Посланные же Синхагуптой соглядатаи все это видели и, раньше его вернувшись, рассказали царю об удаче, которая выпала на долю Шарвавармана. При этой вести стало царю радостно, а мне горько, подобно тому как при виде тучи птица чатака веселится, а гусей одолевает печаль. А Шарваварман, щедро одаренный Кумарой, вернулся и стал обучать царя всем наукам, и Сатавахана прилежно их изучал. Чего не свершится по милости бога!

Вся страна возрадовалась, прослышав об успехах царя, повсюду начался праздник, и над домами по этому случаю весело взвились флаги. Государь почтил Шарвавармана, как полагается почтить учителя, осыпал его жемчугами, достойными царей, и поставил его правителем над страной Марукаччха, раскинувшейся по красивым берегам Нармады. Подобной же награды удостоил он и Синхагупту, сообщившего ему с помощью соглядатаев об успехе подвижничества Шарвавармана. Что же касается дочери Вишнушакти, которая была причиной обретения ее супругом знаний, то из благодарности к ней поставил он ее выше всех других цариц и стала она для него любимой женой.

 

[Сомадева 1982: 35-37]