понятийная категория, отражающая разделение человеком окружающего мира на живое и неживое. Получает двоякое выражение в языке — лексическое и грамматическое; в семантическом аспекте О.—н. к. — номинативная категория (см. Номинация) существительного, для прочих частей речи она имеет статус синтактико-семантической категории. Степень выраженности О.—н. к. по языкам различна. Она может иметь лишь косвенное и нерегулярное выражение, ср. в немецком языке beide/beides ‘оба’ (для одушевлённых/неодушевлённых предметов); чаще всего О.—н. к. выражена в местоимениях при отсутствии её формального выражения в существительных, ср. франц. qui/que (quoi), узб. ким/нима, венг. ki/mi, араб. man/mā; это свойственно вопросительным, отрицательным, относительным и неопределённым местоимениям, а также личным в 3‑м лице единственного числа; ср. нем. mit ihm/damit ‘с ним’ (одуш.) / ‘с этим’ (неодуш.). В сфере существительных О.—н. к. может проявляться как скрытая категория, более или менее регулярная (факультативная); например, в английском языке при собирательных существительных (см. Собирательности категория) возможен глагол во множественном числе только для одушевлённых имен (ср. My family are here ‘моя семья здесь’ / My library is here ‘моя библиотека здесь’); в картвельских языках О.—н. к. выражается в наличии лексемной дублетности у глаголов в зависимости от характера подлежащего, ср. груз. cola (при одуш.) / deba (при неодуш.) ‘падать’ и т. п.
В языках, имеющих именные классы или род, О.—н. к. может переплетаться с ними, образуя единую систему. При этом в самой О.—н. к. возможно выделение категории личности, которая может содержать оппозицию по признаку пола. Так, в ряде нахско-дагестанских языков в системе именных классов наблюдается противопоставление неодушевлённых классов одушевлённым, среди которых различаются неличные и личные, а последние включают класс мужчин и класс женщин. Противоположность такой разветвлённой системе, строящейся на множественных семантических основаниях, образует система, представленная, например, в венгерском языке, где в некоторой степени проявляется лишь близкая к О.—н. к. оппозиция «личность — неличность», находящая выражение в собирательных числительных (относящихся только к людям) и в использовании личного местоимения 3‑го лица ö (ед. ч.) и ök (мн. ч.) только при указании на людей (в остальных случаях употребляется указательное местоимение). Значительное развитие получила О.—н. к. в славянских языках, где она образует вместе с родом единую категорию согласовательного класса (впервые исчерпывающе описанную для русского языка А. А. Зализняком); в некоторых языках эта система осложнена категорией личности (ср. так называемый лично-мужской род в польском языке: вин. п. мн. ч. widzę koty, kobiecy ‘вижу кошек, женщин’ — widzę robotników ‘вижу рабочих’). Высказывалось мнение (В. В. Виноградов и др.) о наличии аналогичной категории в русском языке, где она не получает столь же явного грамматического выражения и тяготеет к типу скрытых категорий (ср. «четверо друзей» при невозможности «четверо коров» и ненормативности «четверо подруг»). Напротив, О.—н. к. находит регулярное грамматическое выражение, деля каждый род на 2 класса, в связи с чем предлагалось (Н. Н. Дурново) говорить о 6 родах в русском языке (в более точной формулировке Зализняка — 7 согласовательных классах, из которых последний охватывает слова pluralia tantum. Наличие О.—н. к., как и рода, проявляется грамматически в различном согласовании, которое для некоторых согласовательных типов демонстрирует дополнительность О.—н. к. и рода в парадигме склонения; например, в русском языке при адъективном согласовании в именительном падеже единственного числа различается род и не различается О.—н. к. («красивый дом, слон / красивая стена, девушка / красивое окно, существо»), а в винительном падеже множественного числа — наоборот («красивые дома, стены, окна / красивых слонов, девушек, существ»). В некоторых языках с именными классами О.—н. к. находится в стадии становления (например, в банту); как основная категория имени она представлена во многих автохтонных языках Северной и Южной Америки.
Широкое распространение получила теория, согласно которой О.—н. к. является протокатегорией для трёхродовых систем; в индоевропеистике такую точку зрения обосновывал А. Мейе, считавший, что мужской и женский род — результат расщепления древнего одушевлённого рода, а средний род — отражение древнего неодушевлённого рода. Высказывалось мнение и об универсальной первичности двоичной классификации, предшествовавшей как роду, так и более богатым системам именных классов (В. Вундт, Я. ван Гиннекен, Ф. Мюллер, А. Тромбетти и другие), но это мнение пока недостаточно аргументировано. Известна трактовка О.—н. к. как одного из конструктивных признаков активного строя, в рамках которого она выступает как категория активного/инактивного деятеля. Для О.—н. к., уже существующей в исторических языках, отмечается расширение сферы одушевлённости путём метафоры и персонификации (ср. рус. «побить туза», польск. zatańczyć poloneza ‘станцевать полонез’). Важность О.—н. к. возросла в современной синтаксической теории и типологии, где используется понятие так называемой иерархии (шкалы) одушевлённости, т. е. предпочтения одушевлённых (а среди них — личных) имён для определённых синтаксических функций, например, подлежащего.
В. А. Виноградов.