(анатолийские языки) — вымершая группа индоевропейских языков. Во 2—1‑м тыс. до н. э. (а возможно, и ранее) носители Х.‑л. я. обитали на территории современной Турции и Северной Сирии. Выделяют подгруппы: хетто-лидийскую (хеттский, лидийский и, вероятно, карийский) и лувийско-ликийскую [лувийский клинописный и иероглифический, ликийский с 2 диалектами — ликийским А и ликийским Б (милийским), сидетский и некоторые другие языки, от которых сохранились только имена собственные или глоссы: писидийский, киликийский и другие]. Палайский язык занимал достаточно обособленное положение, хотя по некоторым признакам был ближе к хетто-лидийской подгруппе.
Хеттский, палайский и лувийский клинописные памятники выполнены письмом, восходящим, по-видимому, к северомесопотамско-хурритскому варианту староаккадской клинописи. Памятники хеттского языка относятся к 18—13 вв. до н. э., лувийского клинописного и палайского — к 14—13 вв. до н. э. Лувийские иероглифические тексты (древнейшая надпись на печати относится к 16 в. до н. э., основная масса текстов — к 10—8 вв. до н. э.) написаны письмом, которое некоторые учёные сближают с египетским. Надписи на поздних Х.‑л. я. (лидийском, карийском — 7—4 вв. до н. э., ликийском — 5—3 вв. до н. э., сидетском — 3 в. до н. э.) выполнены буквенным «малоазийским» письмом, восходящим к древнему семитскому письму, но испытавшим, по-видимому, сильное греческое влияние. Писидийские надписи (первые века н. э.) выполнены обычным греческим письмом.
Вокализм ранних Х.‑л. я. характеризуется наличием 4 гласных: a, e, u, i. Наибольшим изменениям в процессе развития Х.‑л. я. подверглась фонема e. В лувийском языке происходит конвергенция e и a в a, но в ряде корней появляется новое e рядом с l, r как результат развития слоговых сонантов. В лувийском и палайском имела место конвергенция a, e > a. В палайском процесс перехода e в a не затронул такие старые основы, как wer- ‘звать’, wete- ‘строить’ и др. В поздних Х.‑л. я. системы гласных, помимо a, e, u, i, включают подсистемы носовых (лидийский — ã, ẽ; ликийский — ã, ẽ, ũ, ĩ) и гласный o (лидийский, карийский). Фонологический статус отдельных лидийских (y) и карийских (ù, ì, é) гласных остаётся неясным. Сонанты включают носовые m, n, плавные l и r (в лидийском и карийском сонантам n и l противопоставлены палатализованные ν, λ и w (лидийский, карийский v).
Консонантизм хеттского, палайского, лувийского клинописного языков включает подсистему смычных, состоящих из 6 согласных: pp/p, tt/t, kk/k (глухие/звонкие или напряжённые/ненапряжённые). Графика лувийского иероглифического позволяет различать 3 смычных: p, t, k. Система спирантов ранних Х.‑л. я. содержит сибилянт s и заднеязычный h, аффрикату z [ts]. В поздних Х.‑л. я. эволюция систем смычных шла в двух направлениях. При общем для лидийского, карийского и ликийского языков противопоставлении глухих и звонких согласных первые два развивают в подсистеме дентальных оппозицию по палатальности: t/t’, d/d’. В ликийском для глухих дентальных и гуттуральных характерна оппозиция по придыхательности: t/th, k/kh. В системах спирантов различаются s и z; имеется аффриката [ts], а в лидийском, возможно, также и [dz]. В ликийском и карийском представлен глухой сильный заднеязычный спирант [kh], происходящий из старого ларингального, в ликийском А — также слабый спирант [h] из старого *s. Сохранение ларингального, утраченного другими индоевропейскими языками, свойственно почти всем Х.‑л. я. Этому сохранению мог способствовать его довольно ранний переход в разряд спирантов.
Имя Х.‑л. я. имеет категории рода (общий, средний), числа (единственное, множественное число) и падежа. Падежные системы включают от 8 (древний период хеттского языка) до 4 (милийский) единиц: именительный падеж, винительный падеж, родительный падеж, дательно-местный (в древнехеттском в сфере пространственных падежей имеются дательный падеж, направительный падеж и местный, при этом направительный падеж используется главным образом с именами инактивной семантики типа «земля», «вода»), отложительный падеж и творительный падеж (самостоятельные формы творительного падежа известны только в хеттском языке, в остальных Х.‑л. я. — синкретический отложительно-творительный падеж). На протяжении всей истории Х.‑л. я. наблюдается формирование и перестройка парадигм множественного числа. Самые существенные изменения произошли в лувийском и ликийском языках, где флексии множественного числа стали строиться по агглютинативному типу: показатель мн. ч. + падежное окончание.
Во всех Х.‑л. я. система морфонологических чередований стала средством различения прямых и косвенных падежей. В хеттском с древнейших времен она разрушалась с тенденцией к аналогичному выравниванию и многочисленными нарушениями правил альтернации гласных. В других Х.‑л. я. система морфонологических чередований распалась в дописьменный период. В хеттском языке сохранился класс старых гетероклитических имён, не утративший своей продуктивности (типа watar ‘вода’, род. п. wetenas). Архаичность парадигм Х.‑л. я. проявляется, в частности, в тенденции к формированию оппозиции активных — инактивных имен, общей для всех Х.‑л. я. Следствием этого было появление инактивного отложительного падежа в хеттском, исторически связанного с родительным падежом, особого родительного падежа активных имён, второго именительно-винительного падежа имён среднего рода активной семантики в лувийском клинописном и др. Особенности именной парадигматики Х.‑л. я. в сравнении с индоевропейской позволяют считать хетто-лувийский деклинационный тип одним из самых древних.
Глагол Х.‑л. я. имеет категории числа, лица, наклонения (изъявительное, повелительное), залога (актив, медиопассив), времени (настоящее, прошедшее). Различаются 2 спряжения, называемые по окончанию 1‑го лица настоящего времени соответственно как спряжение на ‑mi и на ‑ḫi. Внутренняя реконструкция и сравнение с индоевропейскими языками восстанавливают две общехетто-лувийские серии глагольных форм, находящие аналогии в индоевропейском, причём противопоставление двух времен и двух чисел релевантно только в 1‑й серии. Общехетто-лувийское причастие на ‑nt- (индоевропейского происхождения) нейтрально в залоговом отношении. В лувийском известны медиопассивные причастия на ‑m- от переходных глаголов, параллельные славянским; ряд отглагольных форм (инфинитивы, хеттский супин) восходят к старым гетероклитическим образованиям.
Именное словообразование Х.‑л. я. строится главным образом по суффиксальным моделям. В глагольном словообразовании наряду с суффиксами используются префиксы, которые имеют и самостоятельное употребление в качестве превербов. Глагольная префиксация особенно распространена в поздних Х.‑л. я. Инфиксация ограничена отдельными реликтовыми формами с каузативным значением. Все глагольные и большинство именных аффиксов имеют индоевропейскую этимологию. Словосложение малопродуктивно.
Синтаксис Х.‑л. я. сохраняет ряд архаичных черт, например использование начальных комплексов энклитик (частица цитируемой речи, возвратная частица, объектные местоимения, частицы с видовым значением и др.), располагавшихся после вводящих союзов типа «и», «когда», наречий в тройной функции — превербов, собственно наречий и предлогов (лувийский-ликийский) или послелогов (хеттский). Глагол обычно занимает последнее место в предложении. Порядок слов преимущественно SOV. При построении сложных синтаксических единств особая роль принадлежит относительным местоимениям *kʷi/o и *i̯o- (из индоевропейского), которые иногда функционально сближаются с синтаксическими показателями определённости.
Основной словарный фонд Х.‑л. я. сохраняет значительное количество индоевропейских корней. В именах родства ранние Х.‑л. я. используют так называемые Lallwörter (звукоподражательные слова детского языка). Однако многие имена родства, скрытые за идеографическими написаниями, остаются неизвестными, Есть слова, восходящие к хаттскому, хурритскому или ещё не известному источнику. Лексические изоглоссы в области социальной и сакральной лексики объединяют Х.‑л. я. с тохарскими, кельто-италийскими и греческим языками.
Изучение Х.‑л. я. восходит к концу 19 в., когда была дешифрована основная масса ликийских надписей. Ликийскую грамматику и лексику исследовали Х. Педерсен, Э. Ларош, Г. Нойман, О. Карруба. Изучение клинописных Х.‑л. я. начал в 10‑х гг. 20 в. Б. Грозный, дешифровавший хеттские клинописные тексты и доказавший индоевропейский характер хеттского языка. В развитии хеттологии большую роль сыграли исследования Ф. Зоммера, Х. Ээлольфа, Э. Форрера, А. Гётце, Х. Г. Гютербока, Г. Оттена, И. Фридриха, А. Камменхубер. Э. Стёртевант создал первую хеттскую сравнительно-историческую грамматику. Е. Курилович, Э. Бенвенист, К. Уоткинс подчеркнули важность хеттского материала для индоевропейских реконструкций. Лувийский клинописный язык в его связях с другими индоевропейскими и Х.‑л. я. изучали Б. Розенкранц, Оттен, Ларош. Палайский язык — Оттен, Камменхубер, значительно продвинувшие понимание палайских текстов. Лувийский иероглифический язык был дешифрован Форрером, П. Мериджи, Х. Боссертом. Ларош создал фундаментальный труд о лувийском иероглифическом письме и словарь лувийского иероглифического языка. Мериджи издал грамматику этого языка и 2 тома текстов. Исследования Дж. Д. Хокинса, Ноймана, А. Морпурго-Дейвис привели к пересмотру чтений ряда лувийских иероглифических фонетических знаков и подтвердили особую близость лувийского иероглифического и лувийского клинописного языков. Р. Гусмани издал лидийский словарь с кратким грамматическим очерком и текстами. Поздние Х.‑л. я., в частности карийский, исследуются группой компаративистов Мэрилендского университета.
В СССР интерес к Х.‑л. я. возрос с 60—70‑х гг. 20 в. в связи с необходимостью пересмотра во многом устаревших индоевропейских реконструкций и расширенного привлечения хетто-лувийских данных для интерпретации праязыкового состояния. Вопросы хеттской исторической фонетики и графики исследованы Т. В. Гамкрелидзе. Вяч. Вс. Иванов исследовал соотношение хетто-лувийского и индоевропейского глагольного строя, проблемы сравнительной грамматики и лексикологии Х.‑л. я., осуществил художественные переводы хетто-лувийских памятников. Лексике поздних Х.‑л. я. и филологическому анализу письменных источников посвящены работы В. В. Шеворошкина и А. А. Королёва. Обобщающей работой по лувийскому иероглифическому языку является книга И. М. Дунаевской.
Л. С. Баюн.