в языкознании — 1) внешняя, наблюдаемая, связанная со слуховым (или зрительным) восприятием сторона языка. Употребляясь по отношению к языку вообще, термин «форма» соответствует терминам «выражение» у Ф. де Соссюра или «план выражения» у Л. Ельмслева и обозначает область материальных средств, служащих для передачи языковых сообщений (в большинстве концепций, считающих основным объектом лингвистики устную разновидность естественного человеческого языка, речь идёт в первую очередь об области звуковых явлений). В этом смысле форма противопоставляется содержанию (особенно в работах с литературоведческим уклоном), семантике, смысловой стороне языка.
Употребляясь по отношению к отдельной языковой единице, термин «форма» обозначает внешнюю сторону знака языкового, его материальную, физическую сущность и противопоставляется значению, смыслу, понятию, функции и т. п. Термин «форма» в этом понимании считается эквивалентом термина vox (звучание, звук, голос) традиционной (средневековой) грамматики, понимавшегося как та часть dictio (речи), которая ассоциируется в сознании говорящих с другой его частью — significatio (значением). Противопоставление формы и значения как двух сторон языкового знака сопоставимо с противопоставлением означающего и означаемого у де Соссюра (см. Женевская школа).
В концепции дескриптивной лингвистики форма определяется как отрезок звуковой цепочки, несущий какую-либо информацию; характерным для дескриптивизма является явное или неявное затушёвывание соотнесённости форм со значениями и стремление описывать функционирование форм в языке, опираясь лишь на их дистрибуцию, изолированно от значений. Согласно Л. Блумфилду, формы делятся на простые и сложные, а также на «свободные» (слова и конструкции) и «связанные» (морфемы). Грамматика в целом определяется как «значимая аранжировка форм». Понятие «формального» в дескриптивизме следует отличать от соответствующих терминов в европейской традиции. Так, в работах Ф. Ф. Фортунатова и других представителей московской фортунатовской школы «формальное» ассоциируется прежде всего с понятием формы слова, т. е. членимости на основу и флексию. Соответственно слова «кенгуру» и «очень» зачисляются в один и тот же «формальный класс» неизменяемых слов. Дескриптивисты же, напротив, исходя из синтаксической дистрибуции, относят эти слова к двум различным «формальным классам» — к классу субстантивных выражений и к классу адвербиальных выражений.
2) Определённый способ членения внеязыковой действительности, в терминологии де Соссюра — способ языкового членения фонетической или семантической «субстанции». Рассматриваемая вне языкового использования, каждая из этих субстанций представляет собой некоторую «аморфную массу». Согласно де Соссюру, «язык есть форма, а не субстанция»; как и для шахматной фигуры, для языковой единицы существенным является не материал, из которого она построена, а исключительно множество противопоставлений, в которое она входит» (см. Система языковая). В глоссематике Ельмслева форма противопоставляется не только субстанции, но и «материалу». Так, материал, из которого строится план выражения, может быть общим для всех языков — например, это все те звуки, которые могут произноситься речевым аппаратом человека. На этот общий материал (он может быть не только фонетическим, но и графическим, тактильным или любым иным) проецируется характерная для данного языка форма выражения. Именно она формирует материал выражения, превращая его в субстанцию выражения. Подобным образом один и тот же материал содержания (внеязыковые ситуации, всё то, что может быть предметом мысли) расчленяется и оформляется в каждом языке по-особому, в соответствии с присущей ему формой содержания. «Смысл», упорядоченный этой формой, превращается в субстанцию содержания. Форма каждого из планов — специфическая для данного языка структура, или «схема» (сеть отношений между элементами), независимая от той субстанции, в которой она манифестируется. Тезис о независимости формы от субстанции подвергался критике теоретиками пражской лингвистической школы (Н. С. Трубецкой, Р. О. Якобсон, позднее А. Мартине) и в советском языкознании (см. Философские проблемы языкознания). На современном уровне развития культуры (и, в частности, литературы) нельзя говорить о полной тождественности письменной и устной разновидностей конкретного языка, различающихся только субстанцией выражения (графической или фонетической). Вместе с тем сама способность воплощаться в разных субстанциях является характерологической особенностью естественного человеческого языка, отличающей его от других знаковых систем, для которых принадлежность к тому или иному типу определяется именно той или иной субстанцией выражения (ср. такие семиотические системы, как живопись, музыка, хореография и т. п.).
Трактовка формы у де Соссюра и Ельмслева обнаруживает сходство с противопоставлением формы и «материи» в аристотелевской концепции, согласно которой каждая индивидуальная вещь состоит из материи (некоторого физического материала) и из определённой формы, накладываемой на эту материю и придающей вещи тождественность самой себе и внутреннюю устойчивость. Аристотелевское противопоставление материи и формы было, с другой стороны, в дальнейшем использовано грамматистами для разграничения «материальных, вещественных» (т. е. лексических) и «формальных» (т. е. грамматических) значений, а также знаменательных и служебных частей речи.
«Форма содержания» в глоссематике до известной степени близка понятию «внутренняя форма языка» в ряде концепций 19—20 вв. (в особенности в работах немецких лингвистов-теоретиков).
3) Видоизменение, разновидность, одна из ипостасей некоторой сущности. В этом значении особенно часто употребляется по отношению к слову, прежде всего по отношению к его грамматическим формам. При этом термин «форма» используется как по отношению к тому или иному конкретному слову (в этом случае наряду с термином «форма слова» употребляется термин «словоформа»), так и по отношению к классу однофункциональных грамматических форм разных слов (так, говорят, что субстантивная форма творительного падежа единственного числа представлена в словоформах «домом», «костью», «стеной»).
Приведённые значения термина «форма» на первый взгляд не имеют между собой ничего общего или даже противоречат одно другому. Так, слово «форма» в значении ‘разновидность’ употребляется, например, в таких (не вполне терминологических) сочетаниях, как «письменная форма, устная форма языка», что находится в прямом противоречии с глоссематическим терминоупотреблением: по Ельмслеву, в письменной и устной разновидностях определённого языка представлена одна и та же форма, хотя и разные субстанции. Однако, например, понятие грамматической формы совместимо как с представлением о видоизменении некоторой сущности, так и с представлением об организующей функции формы. Связь между перечисленными аспектами формы отражена, к примеру, в предложенном Г. О. Винокуром определении, согласно которому форма языковых единиц (морфем, слов, предложений — т. е. единств, на которые членится связная речь) представляет собой «то или иное устройство единства, отличающее его от других и выражающееся в том, как оно функционирует в речи».
Аналогичная многозначность характеризует и термин «формальный», употребляемый в следующих смыслах: 1) по отношению к фонологии и грамматике — в противоположность термину «семантический» (ср. первое значение термина «форма»); 2) по отношению к фонологической, грамматической и семантической структуре языка, противополагаясь «средствам», которыми реализуется язык, т. е. мыслительному или физическому континууму, структурируемому языковой системой (ср. второе значение термина «форма»); 3) как эквивалент «формализованного» или «эксплицитного», в противоположность «неформальному» или «интуитивному» (под формальным описанием языка подразумевается, в частности, набор правил, допускающий их механическое применение, не требующее «понимания»; этот смысл связан с первым значением термина «форма»); 4) в сочетании «формальная грамматика» противопоставляется «понятийной грамматике» (см. Понятийные категории).
Т. В. Булыгина, С. А. Крылов.